На Международном онкологическом форуме «Белые ночи» генеральный директор НМИЦ радиологии Андрей Каприн, которому прочат должность главного профильного специалиста Минздрава России, рассказал коллегам о состоянии дел и перспективах онкологической службы. Это выступление в контексте готовящейся Национальной программы по борьбе с онкозаболеваниями получилось поистине программным. Vademecum отобрал наиболее яркие фрагменты презентации.
«Посмотрите, за девять дней до окончания войны, 30 апреля 1945 года, Национальный совет народных комиссаров, председателем которого был Иосиф Виссарионович Сталин, подписал приказ об утверждении онкослужбы. Что же, им нечем было заняться в это время? И служба была неплохая: понимали значение скрининга рака шейки матки, рака молочной железы – может, не так это называли, не было еще аппаратуры, но двигались они в правильном направлении, – предварил свое выступление Каприн. – И если вы посмотрите этот приказ от 1945 года и сравните с тем, что сказал Владимир Владимирович, вы увидите, что мнения главнокомандующих того времени и нынешнего во многом совпали».
Об оценке деятельности службы
– Нам говорят – вы смертность не уменьшаете. Но посмотрите на заболеваемость. Это ведь один из параметров качества службы. Мы пытаемся убедить в этом наших губернаторов, которые дают приказ снизить заболеваемость, ругают своих министров здравоохранения. Потом мы защищаем министра – объясняем, что он на самом деле молодец и, значит, правильно все делает. И мы видим приличные результаты такой работы – серьезное уменьшение одногодичной летальности с 2006 года.
О проблемах и задачах
– Самая тревожная цифра для нас – показатель (смертности от онкозаболеваний) 201,6 случая на 100 тысяч населения, потому что главнокомандующий [президент Владимир Путин. – Vademecum] поставил задачу – 185 случаев на 100 тысяч населения к 2024 году. И это крайне трудно будет сделать, если мы не помозгуем. И не отстроим взаимодействие с ЗАГСами – у нас там большой резерв в плане статистики. Чего еще от нас потребуют? Снижения инвалидности. Это к вопросу о тех огромных операциях, которые мы привыкли видеть. Жить в ремиссии – не значит полноценно работать.
– Отсутствие реализации единых стандартов диагностики и лечения в регионах. Это архиважно. Мы должны взять это на контроль и пронизать все информационной системой, чтобы помогать – не ругать, а помогать нуждающимся в протоколах. И специалисты будут понимать: мы их прикроем от любого административного руководства, скажем: «Нет, ребята, он должен так лечить – потому что есть протоколы». Это поддержка онкологов в регионах.
– Низкая активность врачей первого звена. Российские женщины не рожают онкологов каждые 15 минут (а нам сейчас нужно именно так). Поэтому нужны «врачебнозамещающие» технологии. Нужно устанавливать на компьютеры специальные программы для сестер – чтобы они могли направлять женщин на маммографию, например. Решать проблему кадрового дефицита нужно за счет каких-то технологий. Посмотрите на Сбербанк – они добились полного контроля и упрощения системы. Почему по распоряжению нашего руководства Сбербанку не включиться в нашу работу? Включится. Главное – правильно сформулировать заказ.
– Чего мы ждем в клинической онкологии? Расширения объемов операций, расширения показаний к операбельности и повышения эффективности лечения больных с местнораспространенным процессом. Мы нуждаемся в разработке подходов к органосохраняющему и щадящему лечению, в повсеместном внедрении стандарта химио-лучевого лечения рака на III-IV стадии – работы с метастатическими больными.
Про экономику
– В этом вопросе мы очень слабы. Можем ли мы говорить, что правильно считаем и можем все четко планировать? Нет. Мы не знаем, как будет развиваться ВМП, что будет с симультанными тарифами и тарифами на ядерную медицину. Если мы не пересчитаем их правильно, инвесторам не будет выгодно вкладываться в нас. Если мы неправильно просчитаем тариф, симультанные операции у нас заберут хирурги.
Про ядерную медицину
– Мы провели большую работу, собирали данные – сколько и где есть аппаратов для ядерной медицины, сколько из них нуждается в ремонте, сколько мы недобираем в соответствии с международными требованиями и сколько можем попросить. Думаю, эти данные архиважны, чтобы планировать стратегию развития онкослужбы.
– Нам нужно развивать ПЭТ, но не оголтело: я считаю, что аппаратов достаточно, а вот разработка новой линейки (диагностических) радионуклидов – да. Стыдно уже работать в ядерной державе только на 18-фтордизоксиглюкозе и больше ни на чем. К 2030 году рынок радионуклидов в Европе и США вырастет на $26 млрд. А мы отправляем наши радионуклиды им.
– Я предлагаю Веронике Игоревне не ставить везде одинаковое количество машин. Все хотят оборудование. Я спрашиваю: а люди-то есть? «Нет, ну сейчас вот поставим, и потом». Вот за это «сначала поставим» главнокомандующий потом нас поставит в специальную позицию, как сирийских террористов. Научите и пришлите нам справку – готовы пять радиотерапевтов, два радиофизика, или через год они выпускаются. Под людей машины и купим. Воспитывайте кадры. Деньги найдут.
О маршрутизации пациентов
– Мы «вымучили» проект по маршрутизации онкобольных. Министр в нем тоже много чертила – прямо своим карандашом. Сколько сейчас дается времени врачу первичного звена на то, чтобы он принял пациента? Пять дней. Но что там делать пять дней? Нужно сократить срок до минимума. Перенести диспетчерскую функцию на сестру, освободить врача, предоставив ему алгоритм действий – при подозрении на такую-то локализацию направляем больного туда-то и туда-то.
Если мы создадим амбулаторные онкологические отделения, я хочу попросить, чтобы они подчинялись главным онкологам. Вы можете сейчас сказать, что тогда их будут отстранять от себя поликлиники. Не будут. Поликлиники получают сейчас за это деньги по ОМС – чем больший поток организует онколог, тем это выгоднее поликлинике.
Про зарубежный опыт
– Да, иностранные коллеги авторитетны, но если мы начнем разбирать их работы, тоже найдем там массу недочетов. Надо понимать еще вот какой момент: например, говорят, скандинавский скрининг. Но там любой приличный уролог каждый рак предстательной железы знает «в лицо». А теперь возьмем нашу страну. Нужно проверить, что происходит в Якутии, а туда лететь дольше, чем через всю Европу. Поэтому нам нужны регион-специфические подходы для скрининга. Не все нужно перенимать. Да, есть очень хорошие вещи – их нужно брать на вооружение.